О ПОЛЬЗЕ

И смеется сталь, от крови пьяна.

Знаешь, как тебя ждали здесь?

Не было жизни, была лишь война.

Легким шагом ты входишь в смерть.

(с) Мельница, Зов Крови

 Это была большая дорога. Бетонная полоса тянулась через умирающий лес, разрезая его на две аккуратных половинки. Я шел по трассе, некогда ухоженной, а ныне – покрытой ямами и трещинами, словно лицо прокаженного. Шел уже третью ночь.

 Днем идти было невозможно – солнце накаляло асфальт, и дорога превращалась в огромную черную сковородку, отвратительно воняющую гудроном.  

 Такие трассы, «Дороги Исхода», были последним, что смогло сделать для своих сынов умирающее человечество. На большее не хватило сил.

Да и не помогли они никому, эти дороги. Вначале ведь никто не верил в Первое Правило Беглеца – «Путешествовать только вместе с трэмпом». Иначе будешь ходить по кругу. А я ведь еще помню те времена, когда по трассам шатались толпы обнадеженных людей, ездили машины… Вдоль дорог жили разбойники, занимавшиеся самым дурацким делом – отъемом имущества у ближнего накануне Армагеддона. Может, надеялись, что «обойдется»?

Не обошлось.

 Вот они, эти люди – лежат вдоль дорог, и скелеты их уже почти совсем вросли в землю… Вот они, эти машины – железные остовы, утонувшие в грязи...

Неожиданно сквозь ночной лес промелькнул парный огонек. Не фары, конечно... Окна чьего-то дома.

 Вот они, эти разбойники?

 А даже если и так – особого выбора у меня все равно нет. Еще пара дней без нормальной еды – и я свалюсь без сил. Еще пара недель без людей – и я начну сходить с ума… Шаткая эта штука, психика трэмпа.

 Я шагнул в кромешную тьму и пошел напрямик через лес. Дважды падал, наткнулся на что-то колючее, проломился сквозь кусты и вышел к дому – большой бревенчатой хате – конечно же, выдав себя с головой. На пороге меня уже ждал хозяин, гостеприимный, как никогда – с топором в правой руке и пистолетом в левой. Секунд пять мы молча изучали друг друга. Потом, похоже, сочтя меня не особо опасным, Хозяин опустил пистолет и сказал:

- Живи.

Стандартная фраза прозвучала весьма двусмысленно. Но все же я поклонился и ответил:

- Мир тебе и твоему дому! Живите!

Ритуал был выполнен, и Хозяин спросил меня как-то очень по-бытовому:

- Переночевать пришел?

Такс… во всяком случае, меня не гонят. Это уже хорошо. Бывает, непонятного ночного странника отгоняют крестом и святой водой… У кого она осталась.

- А что, я уже не первый?

Хозяин неопределенно мотнул головой. Бросил:

- Заходи тогда…

Я поднялся по высоким ступенькам и, ступив за порог, оказался в «прихожей» - просторной комнате с двумя небольшими окнами и полосатым ковриком на полу. Из комнаты выходило две двери и узенький коридор. Хозяин, предусмотрительно не выпускавший топора из рук, пробурчал:

- Есть чем заплатить-то?

Я молча вынул из сумки заранее подготовленный полиэтиленовый мешочек с белой пылью.

- Соль.

- Пойдет.

- Это за ночлег, обед, и еще провиант на неделю, – уточнил я.

- Пойдет, - после некоторого раздумья повторил хозяин. – А сейчас тебе туда, – он приоткрыл одну из дверей. – Отсыпайся.

Я вошел в комнату, (явно жилую), скинул с себя сумку, перевязь с мечом, повесил куртку на спинку кровати и рухнул на покрывало прямо в одежде. Сознание, перегруженное трехдневным напряжением, отключилось почти сразу.

***

Всегда интересно рассматривать чужие дома. Когда человек долго живет среди каких-то предметов, он передает им часть своей души. Даже если вся мебель, вещи и утварь были изготовлены на фабрике, (...когда они еще были, эти фабрики...), - даже в этом случае с течением времени вещи приобретают какую-то индивидуальность, становясь похожими на своего хозяина.

В этом доме, хоть он и стоял посреди, казалось бы, дикого леса, было очень мало предметов, изготовленных кустарным  способом. Не было тут и новых вещей – самому крепкому из стульев было как минимум десять лет. Старичок, правда, пыжился и молодился – когда-то он был сделан действительно на совесть. Можно было представить его куцую мебельную биографию – детство на заводе, магазинная молодость, зрелость в квартире какого-нибудь старичка-профессора… Потом короткое путешествие по Дороге Исхода и тихая старость среди разномастных четвероногих собратьев в хижине бывшего разбойника.

В данный момент стул был, можно сказать, «при деле». На нем лежал большой картонный квадрат – какая-то игра. Рядом со стулом, прямо на дощатом полу, сидели дети - мальчик и девочка, оба семи-восьми лет. Они кидали кубики, молча смотрели, что выпало, и двигали по полю разноцветные фишки.

Кроме детей, в комнате – самой большой комнате дома – находился сам Хозяин - бородатый мужик за сорок, и его жена – симпатичная женщина неопределенного возраста. И если мужчина был скорее рад моему присутствию, во всяком случае, сохранял нейтральное выражение лица, то его жена добрых чувств ко мне явно не испытывала. Чем-то не понравился я ей с первого взгляда. Говорила мало, двигалась скованно и временами обжигала меня взглядом гремучей змеи, которой прижали кончик хвоста.

- Ешь.

На стол передо мной, едва не расплескав свое содержимое, брякнулась миска с супом.

Прихлебывая суп, (несоленый), я поинтересовался у хозяев, как им живется здесь, в лесу. Не придумал ничего лучше.

Лена, как Хозяин представил свою жену, что-то буркнула и выбежала из комнаты. Больше я ее не увидел. Дети быстро сложили игру и ушли следом за матерью.

Через пару минут откуда-то раздался ожесточенный звон посуды и азартные детские крики.

Хозяин прислушался, и, поморщившись, ответил:

- Как живем... как-как... Сначала разбойничали, потом Трэмпа ждали... тебя то есть. Особенно Лена ждала... Теперь вот просто живем.

- Но как у вас вышло тут закрепиться? Нечасто встречаешь людей посреди глухого леса...

Раз до них дошло, что никто, кроме трэмпа по дорогам ходить не может – опустим уточнения.

- Как-как... Сначала я на большаке... работал. Для начала хватило. Теперь охочусь помаленьку. На зверей. И на этих, с железными крыльями...

- Гарпий?

- Ага, точно. Гарпий.

- И тебя не смущает, что у них человеческие лица? – полюбопытствовал я.

- Меня больше смущает, что у них нечеловеческие когти, - хмыкнул Хозяин. – Но надо же что-то есть.

Я не стал говорить ему, что вся нечисть в этом мире – бывшие люди. Гарпии, минотавры, лешие... Чисто гуманоидные типы.

Крепче будет спать. Впрочем, кажется мне, узнай Хозяин, кого убивает – совесть его не замучает.

***

- Знаешь, трэмп, я рад, что ты не пришел на десять лет раньше. Что бы там Лена не говорила. Я рад, что мы остались тут.

- Хочешь, удвою твою радость? Десять лет спустя, когда твои дети подрастут, я тоже сюда не приду.

Хозяин резко выдохнул.

- Не сможешь? – спросил он.

- Не захочу. – ответил я.

- Почему же?.. Приходи, трэмп. Я не стану неволить своих детей. И не желаю им своей судьбы.

Он помолчал и добавил:

- И все-таки хорошо, что ты не пришел десять лет назад. Этих детей бы просто не было.

В тот раз беседа на этом и закончилась.

Но стихийно продолжилась позднее.

Я помогал Хозяину рубить дрова – такого странного применения мой клинок не находил давно. Впрочем, никакого пиетета перед оружием не было – я не японец, а меч не катана. Я испытывал к нему чисто профессиональное уважение, -  знаете, есть такие вещи, которые никогда не подведут. Но рубить дрова это не мешало.

- Передохнем? - предложил хозяин. – Мы и так уже сделали с запасом на две недели.

Я покосился на поленницу, кивнул и воткнул клинок в землю.

- Хорошие у тебя дрова... Крепкие.

- Давно лежат.

Пауза. И...

- Знаешь... – тихо сказал я, - все-таки я не приду сюда через десять лет.

- Не сможешь? – уже совсем с другой интонацией, чем впервые, спросил Хозяин.

- Смогу... Просто я неправильный трэмп.

- Это как так, «неправильный»?

- А так. Никого никуда не веду. Теперь. И обязанности палача-искупителя тоже не выполняю. Я просто иду своей дорогой, и стараюсь приносить Оставшимся, вроде вас, поменьше вреда. А пользы от меня все равно никакой.

- Ты так считаешь? – поднял брови хозяин.

- Конечно. А какая от меня польза? От бродяги, который умеет лишь убивать, и дарит ложные надежды, сам того не желая?

- Ты помог мне нарубить дрова.

И я не нашелся, что ответить.

***

- Часы?

- Часы...

- А почему не ходят?

Большие настенные часы действительно не ходили. Среди варварского великолепия разномастной мебели, статуэточек и других безделушек они выглядели почти скромно. Простые черные часы с белыми стрелками. Невзрачные.

- Давно уже. Батарейка, сволочь, кончилась. А новую взять негде. Сволочь.

- Ну, раз уж я приношу пользу... Хочешь, пойдут?

- А у тебя есть батарейка? – удивился Хозяин.

- Да как сказать...

Я подошел  и снял часы со стены. Аккуратно положил на стол, подцепил кончиком ножа заднюю крышку. Снял. Вынул батарейку – обычную, пальчиковую, сантиметров пять длиной. Спрятал в кулаке. Через минуту разжал руку и полюбовался на собственную пустую ладонь.

Потом аккуратно поставил заднюю крышечку на место и повесил часы обратно – на светлое пятно на стенке. Раздалось мерное тиканье.

- Эй, стой! А как ты это?..

- Сам не знаю, – пожал плечами я. – Иногда у меня получаются бытовые чудеса. Если я «Святой», как некоторые считают, и мои силы от Бога – значит, Ему так было угодно. Если я Антихрист, точнее, один из Антихристов, и...

- Понятно. Лучше будем считать, что ты Святой.

- Хорошо тебе... – вздохнул я. - А я вот так и не определился.

***

Когда я уходил, - я не видел, но чувствовал это шестым, седьмым, восьмым чувством трэмпа, - Хозяин долго стоял на пороге, провожая меня взглядом. Когда моя фигура – белые одежды, рюкзак, блестящая рукоятка меча – исчезла среди деревьев, он зашел в дом, лег на пол, отодвинул край пестрого покрывала, которым была накрыта кровать, и вынул из под нее икону.

Протер и повесил в красный угол доску, с которой взирало канонически-грустное лицо с большими глазами и седой бородой. Крикнул:

- Лена! Мария, Иосиф! Выходите. Он ушел.

Лена вышла из детской с неопределенным выражением лица.

- Дети...

- Что, дети? Что?.. Их? Они?!..

- Они спят. Не кричи.

- Спят... – тихо проговорил Хозяин. На его лице появилось странное выражение, что-то среднее между разочарованием и облегчением. – Спят... А знаешь, он починил нам часы. Они теперь ходят. И как его зовут сказал. Соло...

 А еще он вернется через десять лет. Обещал.

 Здорово, правда?..