О ЖАЛОСТИ И ВЫБОРЕ

- Нет.

- Но прочему? Мы же заплатим! Мы...

- Нет.

- Но...

- Я уже сказал. Нет.

- И вам совсем нас не жалко? – женщина, которую послали ко всемогущему трэмпу для переговоров, обожгла меня взглядом избитой собаки.

- Да не особо. Твари вроде этой сами по себе не приходят. Заслужили, ребята.

- Так вы знаете, кто это?

Черт.

- Да, знаю. И именно поэтому не пойду с ним воевать. Разбирайтесь сами.

- Мы боимся... – в сотый раз повторила она. - А вы – сильный, быстрый, вас нельзя убить, и...

- Можно.

Я посмотрел ей в глаза и повторил:

- Можно. Я не могу умереть, но убить меня можно. И – хватит на сегодня. Ваше чудовище – ваши проблемы. Все советы, какие мог, я уже дал. Завтра ухожу. С утра. Если есть письма, или что-то подобное – давайте. Если найдутся очередные желающие набиться ко мне в попутчики – передайте этим дебилам, что я зарублю их прямо сразу, на месте. Чтобы не мучились. Все.

Женщина, чьего имени я так и не узнал, тихо вздохнула и вышла, оставив меня наедине с поздним ужином.

Я поел, потом скинул ботинки и шмякнулся на широкую кровать, занимавшую большую часть комнаты. Задумался – это вообще мой любимый вид мазохизма, – правильно ли я поступаю.

С одной стороны, это чувырло рядом с деревней возникло неспроста. Может, пресловутый божий промысел, может – обыкновенное невезение, замешанное на грехе... Одно знаю точно – в его появлении виноваты сами жители.

С другой стороны, шансов избавиться от твари, которая бродит в сумерках по городу, у них действительно мало. Да и у меня ненамного больше. Настоящие, не сказочные сфинксы – трехметровые твари с ядовитыми зубами и металлическими когтями в количестве. Умные и хитрые, тут уж ничего не скажешь, но – скорее убийцы, чем просто звери.

И все же я поступаю правильно. Не знаю, в чем состоят «обязанности» трэмпа, мне самому этого никто не объяснял, - но уж точно не в борьбе с кровожадными чудовищами и разыгрывании из себя героя. Кстати, могу ли я назвать себя героем?

С одной стороны...

Тут мое самокопание прервал стук в дверь. Третий раз за ночь. Достали.

В первый раз ко мне приходил сам Президент – так в этом городе назывался самый везучий убийца, в свое время успевший устранить всех конкурентов. С тех пор Президент заметно постарел, и, думается, растерял большую часть боевых навыков. Он долго топтался на пороге, а когда наконец вошел, то уселся на край кровати и принялся впаривать мне про бедственное положение города. Из его речи как-то само собой следовало, что именно я и никто иной должен пожертвовать своей жизнью во благо... На этом месте я его тактично выпроводил, потчуя историями о том, что стало с глупцами, однажды пытавшимися меня задержать.

Вторая посетительница – та самая женщина, – похоже,  была представителем от народных масс. Теоретически она должна была всего лишь принести еду, на практике – битый час объясняла, почему именно я... Ну и дальше по накатанной.

И вот сейчас в двери стучался кто-то третий. Власть, народ... Хм, этот-то от кого? Да ну его к чер... Бог с ним. Сделаю вид, что сплю.

- Трэмп? – раздалось из-за дверей. – Ты не спишь.

Я промолчал.

Через некоторое время ночной гость тихо спросил:

- Можно мне войти? 

Вот настырный какой...

- А если я скажу «нет»?

- Я уйду.

- Заходи...

Дверь приоткрылась, и в комнату вошел... Монах?

Во всяком случае, одежда была соответствующей - коричневый балахон, грубо сшитый с капюшоном и перепоясанный куском какого-то кабеля... Нормальной веревки, что ли, не нашлось? На шее болтался крестик – простой, деревянный, но очень красивый. Откинутый капюшон являл миру высокий лоб, прямой нос, печальные глаза и благородные седины. Точнее, напоминание о них в виде седого ежика.

В общем, ничего необычного, монах как монах, – если не вспоминать о том, что ни одного служителя церкви на нашей грешной земле не осталось. После Армагеддона их, похоже, забрали на небо во плоти. Я, по крайней мере, ни одного не встречал.

Монах взглядом спросил разрешения занять единственный в комнате стул. Получив такое разрешение (я к тому времени уселся по-турецки на краешке кровати), он сдвинул предмет мебели куда-то в угол и укрепился на нем, сложив руки на коленях. Спина старика оставалась прямой, руки - напряженными. Уже по этой позе, и еще – по взгляду - твердому, почти обличающему, - я понял, что монах тоже пришел убеждать меня пойти на смерть.

И все-таки я спросил:

- Падре... - (монах кивнул, принимая такое название), - зачем вы пришли?

- Сын мой... – сказал монах, (я не остался в долгу и слегка наклонил голову), - играл ли ты когда-нибудь в «компьютерные игры»?

Честно говоря, вопрос поставил меня в тупик. Со времен Первого Перекрестка средневековый колорит настолько въелся в мою жизнь... Да что там «в мою», в нашу... Даже люди стали разговаривать по-другому... А этот дедушка вдруг вспомнил про «компьютерные игры».

А-а-а...

Я неожиданно осознал, что действительно, когда-то, в прошлой жизни, играл в компьютерные игры. Вспомнил, что это такое. Вспомнил -  мне это даже нравилось.

...Очень редко возвращались ко мне образы из прошлого. Очень-очень. И даже за такой, бесполезный, в общем-то, кусочек памяти следует быть благодарным монаху.

- Да, играл, падре.

- Ты помнишь их?

Он спрашивал  мягко, но в голосе чувствовалась сила. Как стальной прут под резиновой оплеткой. Наверное, за плечами не одна сотня проповедей...

- В общих чертах... А к чему это?

Монах улыбнулся:

- Представь, что ты, в роли героя такой игры, попадаешь в город, где бесчинствует мерзкая кровожадная тварь. Что сделаешь?

- Убью тварь и спасу город.

В глазах монаха зажглись яркие радостные огоньки, - как будто он убедился в чем-то, что ставил под большое сомнение.

- И чем же реальная жизнь отличается от игры? – спросил он.

- Тем, что здесь нельзя переписаться, - буркнул я. – А еще я - не психованный герой-одиночка, круглосуточно карающий зло... Сфинкс, кстати, не такое уж « зло». Он – воздаяние за содеянное людьми.

Я взглянул старику в глаза и увидел в них отражение стоявшей на столе свечки. Монах почти не моргал.

- Почему ты уверен в этом? – спросил он.

- Знаю.

Это не отговорка. Есть вещи, которые я просто знаю, неведомо откуда.

Монах, похоже, был в курсе этой особенности трэмпов:

- Знаешь?.. Что ж, тут с тобой сложно спорить... А хочешь, я задам тебе вопрос? Их тех, что очень часто задавали мне?

Я пожал плечами.

- У этой женщины, Марты... Она приносила тебе еду... У нее Сфинкс убил пятилетнего ребенка. В чем здесь божественное воздаяние?

- Падре, что воздаяние, а что нет, я оставлю судить вам. Если хотите, пусть это будет называться расплатой, не важно. Может быть, расплата женщины за ее грехи – это смерть ребенка. Кем она была до?..

Я не стал продолжать фразу, и так понятно, до чего.

- Марта работала официанткой. А потом...

- А потом, как и многие другие, на панели.

- А у тебя хватит духу ее осуждать? – странным голосом спросил монах.

Тогда, в горячке последнего дня, всем хотелось выжить. И еще очень хотелось радоваться жизни, ее оставшимся мгновениям. Но все материальное уже потеряло цену, а смерти, да и просто исчезновения тех, кто оставался в одиночестве, становились все чаще и чаще...

- Не у меня. Сфинкс, посланный сюда за грехи, ровняет всех.

- Сфинкс, посланный сюда за грехи, вырезал уже пол города. Он убивает не выборочно, а по порядку. Всех. Как скотину.

- Это потому что карать в этом мире можно всех. Хороших людей не осталось. Все хорошие – на небесах.

Я запнулся, наткнувшись на испытующий взгляд священника.

- Значит, себя ты тоже не считаешь «хорошим»?

- Не считаю. – Отрезал я. – Я думаю, падре, что тогда, во время Страшного Суда... И раньше, когда людей косила чума, голод, войны... В те времена умерли все, кто слишком сильно склонялся к Добру или Злу. Святые, подвижники, церковники, просто хорошие люди – попали в Рай. Сволочи, убийцы, воры и ублюдки – в Ад. А в нашем мире остались середнячки. Серость. Оставшиеся. И еще – те, кому дано право на последний выбор.

- И кем же являются при такой картине мира подобные тебе? – спросил монах.

Я не знал ответа. Но сказал:

- Подобные мне в этом мире – те, кто выбирает... И помогает свершить выбор.

- Ты считаешь себя орудием в руке Господней?

- Быть может. Я не знаю, падре. Хотел бы знать, – но не знаю. Прости.

Старик сгорбился. Вздохнул. Медленно заговорил.

- Ты, такой независимый и нейтральный... Не желающий вмешиваться в чужие проблемы... Представь, что ты – Оставшийся. Могло ведь повезти другому? И у тебя нет ни волшебного меча, ни бессмертия. Ты живешь в деревушке, которая существует только до тех пор, пока удается что-то наскрести на старой военной базе. И знаешь, что смерть придет к тебе завтра, а может послезавтра – не заслуженная, случайная, медленная и очень мучительная. Сфинкс ведь не просто лишает жизни, он издевается... Ты не чувствуешь жалости, трэмп? Все еще не чувствуешь? Не к ним – к себе?

 Что ты можешь назвать своим смыслом жизни? Бесконечный поход на Север? Кто дойдет до горизонта – спасется... Странное пророчество и твой странный путь, на котором только трупы и ничего кроме. За тобой ведь шли целые города, помнишь? Где они теперь?

Ты всегда находил оправдание в том, что все равно не можешь ничего с этим поделать. Твое наказание - видеть смерть всех, кто поверил в тебя и пошел за тобой. Всех до единого. Люди идут за тобой, как крысы – за мелодией волшебной дудочки... и умирают, как крысы.

И вот он, твой шанс! У тебя есть сила, у тебя, наконец, есть время и возможность. Сегодня ты можешь подарить жизнь поверившим в тебя...

У тебя нет только желания, трэмп. Ты боишься за свою жизнь... Это не грех... Но тогда ты действительно – такой же Оставшийся как и они. Серость и норма с волшебной железякой, никчемной целью и никому не нужными принципами, из которых главный – принцип сохранения собственной шкуры. Вот и все, трэмп. Я сказал, что хотел. А теперь - спокойной ночи...

Старик тяжело поднялся с насиженного стула и пошел к двери, проталкиваясь по стеночке мимо огромной кровати. 

- Падре... прежде чем уйдешь...

Он остановился.

- Почему ты здесь? В этом мире? Ведь все церковники давным-давно на небе... Особенно такие, как ты.

Монах криво улыбнулся. Фыркнул:

- Не все, сын мой. Не все. Выбор был дан всем, но... – не докончив, он начал закрывать дверь.

- Как тебя зовут? – спросил я вслед.

- А что тебе в моем имени?

Я посмотрел на огонь свечи, стоящих на чудом уцелевшем прикроватном столике, глянул в зеркальце, висящее на стене, размял руки, выдохнул...

- Я хочу знать имя человека, из-за которого, быть может, умру.

- Меня звали Ильей. А твое имя, трэмп?

- Соло, - легко сказал я. – А зачем тебе?

- Буду за тебя молиться, - серьезно сказал священник и прикрыл за собой дверь.

***

Ранним утром, когда до восхода солнца оставался еще почти час, я покинул свой «номер» и направился к выходу из гостевого корпуса.

На этот раз, как, впрочем, и всегда, на улице меня поджидали путешественники.

Правда, обычно группа представляла собой небольшую кучку собравшихся, готовых на все людей. На этот же раз меня поджидала половина городского населения, если не весь город вообще.

Было их человек пятьсот – без вещей, припасов, оружия – тихо переговаривающихся и дрожащих на холодном утреннем ветру. Кричали дети. Шептались взрослые. Как только я покинул здание, все разговоры смолкли и люди, как по команде, уставились на меня.

Откуда-то из середины толпы ко мне протолкался Президент. Для этого ему пришлось спрыгнуть с возвышения (ржавого кузова) с которого он что-то вещал народу, и, расталкивая людей локтями, пробраться в первые ряды.

- Ну что, трэмп! – с вызовом произнес он. – Мы тут с людишками собрались, подумали... И решили, что уходим из города. На Север. Веди.

Я думал, слухи расползаются быстрее...

- Я думал, слухи расползаются быстрее, - громко, для всей толпы, ответил я. – Вчера вечером ко мне приходил ваш священник. Он заставил меня изменить решение. Я убью тварь! Кто покажет мне, где укрывается Сфинкс?

Последние слова потонули в восторженном реве толпы. Это всегда вызывает бурную радость – когда спихнешь на кого-то свои проблемы...

- Я! Я покажу! – вырвав руку у худой женщины, вперед выбрался мальчик лет десяти.

- А ты точно знаешь? – строго спросил я его.

Мальчик радостно кивнул.

- Хорошо! – заключил я. – Он покажет мне, куда идти. А вы все – по домам! Расходитесь! Вы же не хотите попасть под горячую руку?..

К моим грозным выкрикам присоединился повеселевший Президент, и буквально через несколько минут на площади остались только я, смелый мальчик и женщина, которая, видимо, была его матерью.

Я повернулся к ним:

- Показывайте?..

Мальчик энергично кивнул, пнул землю ногой, показывая общее направление, и быстро пошел к щели между домами, окружавшими площадь. Мы двинулись следом.

Все то время что мы петляли по улицам города, дальше и дальше уходя от центра, пацаненок болтал не переставая.

- А трэмпом быть сложно?

- Сложно.

- А интересно?

- Иногда.

- А я могу стать трэмпом?

- Можешь.

- А как?

- А не скажу.

Он оглянулся, окинул меня обиженным взглядом и умолк.

- У меня, кстати, тоже есть вопросы, - сказал я. – А как стать трэмпом, я объясню как-нибудь потом.

Мальчик на ходу дернул лопаткой. Мол, задавай свои дурацкие вопросы.

- Вас там, на площади, было человек пятьсот. Что вам мешало взять палки, камни и самим, даже не особо напрягаясь, забить тварь?

Мальчик пожал плечами:

- Сфинкс сказал, он убьет первого, кто приблизится. Сказал, что сам не выживет, но и мы этому порадоваться не успеем.

Оба-на.

- Он у вас еще и разговаривает?

- Конечно, разговаривает... – мальчик посмотрел на меня, как на идиота. Он явно начал терять ко мне уважение.

- И что говорит? – поинтересовался я.

- Да... все больше как-то «Р-р-р! Хрясь-хрясь-хрясь!» А потом «Ам-ням-ням!». Он не очень разговорчивый.

Сфинкс, сохранивший способность к осмысленной речи... Любопытно.

- А еще что в нем особенного? Кроме «Ам-ням-ням»?

- Ну-у... - протянул мальчик. – Да ничего так... Света боится еще, днем не ходит. Забивается к себе в подвал, и сидит там... переваривает.

Циничный мальчик, далеко пойдет...

- А где он подвал-то нашел?

- А вон, мы пришли уже... Вон, видите бензоколонку? Там и сидит.

Женщина, так и не проронившая ни звука, догнала мальчика и положила руку ему на плечо. Мотнула головой.

- Мы дальше не пойдем, - сказал мальчик. - Он может вылезти и съесть.

Я кивнул:

- Спасибо, что показали дорогу. Бывайте.

И медленно пошел к бензоколонке, не доставая оружия.

- Удачи, трэмп! – крикнул мне кто-то в спину. Кажется, все-таки женщина, а не мальчик. Вполне может быть, что точно я уже не узнаю.

***

До восхода оставалось еще пол часа.

Я подходил к полуразрушенной бензоколонке очень медленно и осторожно, чувствуя на себе чей-то внимательный взгляд. Обладателя настолько тяжелого взгляда можно сразу записывать в книгу рекордов Гиннеса. Наверное, чувства, похожие на мои, испытывает переговорщик, идущий к террористам под прицелами автоматов... Кстати, кто такие террористы? А переговорщики? Что из себя представляет книга рекордов Гиннеса?

Я все это помню, но где-то очень глубоко, не добраться. Ну и чер... Ну и Бо... Ну и фиг с ним.

- Пришел таки... – раздался откуда-то сверху глубокий красивый голос.

Сфинкс грациозно спрыгнул с крыши бензоколонки и улегся на бетонном крыльце. Поза классическая: передние лапы вместе, задние поджаты, глядит прямо перед собой. На меня.

Красивый, гад... Гладкая песочная шерсть, металлические коготки... Даже человеческое лицо в обрамлении серебристой львиной гривы смотрелось очень органично. Огромные грустные глаза со зрачками цвета металлик смотрели прямо на меня, и не было в них ни зла, ни ненависти. Только интерес.

- У меня есть любимая игра, трэмп... – сказал сфинкс и потянулся. – Называется «Вопросы». Я задаю, а ты отвечаешь. Потом наоборот. Сыграем?

- Давай.

- Хорошо. Тогда мой первый вопрос - как тебя зовут?

- Иди ты к черту, – сплюнул я.

- Это полное имя?

- Как хочешь, так и называй. Можно просто «трэмп».

- Ладно. Второй вопрос – чем я лично тебе помешал?

Интересно, откуда он знает...

- То, что ты пришел меня убить, видно в глазах. Но твоя очередь задавать вопросы еще не подошла.

Я уставился ему в переносицу и сказал:

- Ты мешаешь мне самим фактом своего существования.

- Ну уж... – Сфинкс скрежетнул когтями по бетону, - так уж и мешаю?.. Шел бы себе дальше на свой благословенный Север. И дал мне делать свое дело. И все было бы в порядке. У тебя своя задача, у меня своя.

- А мне не нравится твоя задача. И не надо нас сравнивать.

- Почему же?

- Я – не ты.

- Да? А вот смотри, на примерах...

На морде... на лице сфинкса появилось выражение профессора, вещающего с кафедры. Может он когда-то, чем черт не шутит, и был этим профессором? То-то разговорчивый такой...

- Ты ходишь по свету – и я хожу. Ты стал таким неслучайно – и я тоже...

- Вот только при разных обстоятельствах... – вставил я. – Ведь ты стал сфинксом отнюдь не за праведную жизнь.

- ...У нас у обоих есть задача, - невозмутимо продолжил Сфинкс. - Мы оба ее выполняем. В процессе выполнения – и у тебя, и у меня, - люди умирают. Что, мало? Я ведь такой же как ты, трэмп. Только с другой стороны.

Да, Сфинкс не сказал не слова лжи. Он тоже прав. Но...

- Теперь моя очередь задавать вопросы, так?

Сфинкс втянул когти и снова выпустил. Наклонил голову.

- Я слушаю.

- Почему ты убиваешь, тварь? – спросил я.

- Вынужден.

- Почему?

- Почему я вынужден убивать? Да потому же, почему ты вынужден идти на Север. Меня вынуждает к этому сила. Страшная сила. Если я встану против нее – я, как и ты, потеряю все. И, как и ты, не хочу этого. Видишь? Даже в этом мы похожи.

- Мы похожи еще и тем, что нам с тобой дано право отличать Добро от Зла. Не тупо выполнять приказы. Делать выбор. Кто-то этим правом пользуется, а кто-то – повинуется силе. С удовольствием повинуется. Ведь так?

Сфинкс промолчал.

Я посмотрел ему в глаза:

- Сейчас, прямо в данную секунду, я мог бы идти на Север, тварь! А я стою здесь. Вот и вся разница между нами.

Сфинкс отвел взгляд.

Я выиграл.